целуя юношей
Название: Торин и Дракон.
Автор: Леголас
Фандом: Хоббит, отсылки к Сильмариллиону
Пейринг, персонажи: Торин, Бильбо, Смауг и другие.
Рейтинг: детский
Жанр: Сказка.
Размер: мини
Дисклеймер: отказываюсь
Статус: закончен
Размещение: можно, если нужно). С шапкой/перепостом.
читать дальше«Жил на свете Дракон. Родился он, как и все, не то в пыли на пустошах, свитый из палящего солнца, сухих трав, да полуденной жары, не то на краю этих пустошей - в глубоких пещерах, в горячих источниках, откуда выходит обжигающий пар, как из лона драконьей матери.
Чешуя его поблёскивала медью, стоило только показаться на дневной свет изогнутой спине. Но годы окрасили её золотом - таким, каким блестят пески бесконечных пустынь далеко на юге. Таким, каким затаилось солнце в середцевинке янтаря. Таким, каким отливают колокола Дола, звучные и громогласные.
Дракон видел многих своих предков, а кого не видел - о тех знал достаточно. Разум его хранил память о первом и величайшем из крылатых змеев. Гребни на его чёрной спине были подобны гребням прибрежных скал, а гибель принесла смерть многим воинам из числа тварей человеческих. Имя ему было - Анкалагон Чёрный.
Помнил Дракон и других своих праотцов. Глаурунга бескрылого. Сталь его чешуи смог пробить только Турин Турамбар. Но даже так без счёту жизней он увёл за своею. Скату из Серых Гор помнил он, даже безликого Холодного Дракона, вышедшего из морских пучин и подобного им цветом своих глаз и своей тёмной души.
Но никто из них не мог хвастать такой чешуёю. Дракон любил своё одеяние и был похож в нём на алеющее закатное золото, которое тоже любил - и ничуть не меньше, а может даже и больше, чем остальные из его рода. Но что проку владеть драгоценными чашами и кубками, кольчугами и щитами, коронами и ожерельями, если всё это - пыль под твоими ногами? Если только и можешь, что лечь, да охранять вековым сном своё богатство? Если создана красота руками гномов, людей, эльфов - но для них самих и Дракону никак не насладиться ею?
Так думал Дракон, который любил себя и чтил, как сокровище. И однажды крылья подняли его в воздух и унесли далеко на юг. Туда, где солнце слепит ярче стократ и даже в ночь сушь не покидает язык, если не добраться до источника. Он отыскал колдуна, обращаясь к нему с одной-единственной просьбой (если бы драконы умели просить): сделать так, чтобы он мог обращаться существом, подобным людям и эльфам.
Дракон этот был умён и водил дружбу со многими страшными созданиями. Он видел, как ученик Аулэ, один из майар, предавший его, менял своё обличие - и помогала ему в этом магия. Потому от магии и хотелось получить ответ.
Колдун отвечал, прижатый к обломку скалы когтистой лапой: Дракон сможет обрести то, чего так жаждет. Но только если убьёт своё драконье сердце и найдёт что-то, способное столь же вечно хранить его бессмертную жизнь. Столь же могущественное и горячее. Но взамен он будет отягощён человеческой слабостью. Драконам не ведом беспробудный сон - любой шорох способен потревожить чуткий слух. Но если услышит он музыку, будь то пение или переливы струн арфы, ненастоящее его сердце замрёт, покорившись прекрасному, поддавшись мелодии, и Дракон уснёт, принимая во сне своё приобретённое человеческое обличие.»
Бильбо перевёл дух, шумно вздохнув. Торин задумчиво выпустил колечко дыма из курительной трубки.
- Так что, говоришь, Смауг и есть тот самый дракон?
- Готов поклясться! Эту сказку мне ещё матушка изволила рассказывать, но сейчас я был бы мёртв, не начни я с перепугу пытаться развлечь его песенкой.
- Быть может, в этом и вправду есть толк, - заметил Балин, - Первым делом Смауг уничтожил все колокола и разгромил шумный Дол. Вряд ли ему стоило бы опасаться своей слабости: вокруг не было ни души на мили.
- Говоришь, спит он сейчас? А ты видел, как он превратился в человека?
Бильбо замотал головой на вопрос, устыдившись так быстро, как могут стыдиться только честные хоббиты.
- Как только увидел, что он засыпает - удрал оттуда сразу же.
- Что ж, это разумно.
Однако, гномы не спешили спускаться в драконье логово. День за днём они подбирались всё ближе, посылая на разведку Бильбо. Как ни крути, но чудесное колечко было только у него. И раз за разом хоббит пробовал новые и новые способы усыпить дракона. Вдруг в первый раз просто повезло? Но нет. Слыша тихую ли песенку о ширских полянах и доме за рекой, замирая ли под звуки мелодичной флейты, дракон погружался в сон. В темноте не было видно, становится ли он человеком или кем-то ещё, но дыхание зверя, заполнявшее до этого всю пещеру, в такие минуты почти стихало и золото шуршало так, будто по нему волочат громадную тушу. Судя по всему, Смауг и вправду уменьшался.
Однажды с Бильбо в дозор вышел Двалин. Хоббит показал ему вживую чудесное действие музыки и они решились зажечь факел. Дракона в пещере явно не было. И они точно знали, что тот не выходил из Горы.
И вот, настал день, когда гномы решились на последний шаг. Еды почти не осталось, но хуже всего была темнота, что давила тяжестью прошлых лет. Минувшего, похороненного под этими каменными сводами. У них только один путь - вперёд. И если они ошиблись, ошибка будет стоить им жизни, но жизни, потерянной на поле боя за славу предков.
К тому же, за разговорами с драконом, Бильбо выведал одну небольшую деталь: на драконьем брюхе, слева ближе к груди, виднелась небольшая вмятина. Без чешуи, без налипших каменьев. Голая кожа, будто заросшая рана. Быть может, именно оттуда Смауг вынул когда-то своё драконье сердце?
На уме у гномов давно уже не было весёлых песен. Только тяжкий груз утерянного дома, что не мог зваться их собственным, покуда в сокровищнице свернулась разящая огнём тварь.
Они оставили поклажу и еду в тоннеле, взяв с собою только факела и мечи. Тринадцать гномов: впереди Торин, за его спиной вызвался шагать хоббит, рассудивший, что помирать лучше первым, а после и остальные по парам. Оин, Глоин, Двалин, Балин, Бифур, Бофур, Бомбур, Ори, Нори, Дори, Фили и Кили.
Песня пришла к ним сама. Та самая, что была спета ещё в уютной хоббичьей норе в светлом и мирном Шире. Безголосая ещё мелодия поднималась из груди каждого гнома. Она не вилась переливчатыми мотивами, как эльфийские напевы, не струилась лучами задора, как песни роханских воинов. Это была гномья мелодия. Тяжёлая, она ударялась о своды тоннеля, заполняла собою всё пространство. Каждый из них стал нотой в прощании с прошлым. Каким бы ни было их будущее, что бы их ни ждало, они пели эту песню как последнюю. И отвечала им вся Гора.
Незаметно кончился тоннель, выпуская в зал их. Но вперёд вырвалась мелодия. Вырвалась и взлетела под потолок, что не разглядеть и при свете. Вырвалась, но не затерялась, а выросла, обращаясь громадным зверем, крылатым зверем. И крылья её обнимали весь зал сокровищницы и неподвижного змея.
Торин запел. Звуки его голоса вплетались в музыку и та обретала очертания. Он пел о богатстве и золоте, о горестях потерь и былом величии, о тяжести судьбы и упрямстве храбрых, о Синих Горах и прекрасном Эреборе. За его словами, не спетыми и не отпущенными, крылись в тени все годы, проведённые вдали от дома. Все годы, что каждый из них провёл, молчаливо принимая любую работу, выполняя её по чести и по совести, по крупицам возвращая поруганную поганой тварью честь. И каждый сейчас вспомнил всё. И у каждого в душе поднялся гнев. Не тот, что вспыхивает искрою в битве. Но тот, что растёт годами и теплется в самом тёмном из уголков души, в назначенный час готовый вырваться жаждой отмщения. Любой из них готов был сейчас убить.
И Бильбо становилось не по себе.
В свете факелов поблёскивала драконья чешуя, как работа искусного мастера-ювелира. Широкие бока вздымались мерно, из ноздрей где-то вне зоны видимости вырывался не то дым, не то пар. И с каждым шагом, едва первый из отряда ступил на насыпи из золотых монет, с каждым их шагом, чудовище уменьшалось в размерах. Убаюканный, очарованный их песней, дракон спал колдовским сном.
Вскоре, Торин встал над ним. И весь отряд замер. На груде золота раскинулось существо, мало чем напоминавшее дракона. Если кто-то и сомневался в сказке, что поведал им Бильбо накануне, то теперь сомнений не осталось. Ростом Смауг был больше любого из них. Как эльф или человек. Да и лицом, и статью походил на них. На груди его поблёскивала золотая кольчуга, в ожерелье алели рубины, а сверху покоилась рука: тонкие пальцы унизаны перстнями. Другая же расслабленно лежала вдоль тела. Ни оружия, ни какой-либо защиты.
Торин ударил быстро и не раздумывая, вонзая меч глубоко в грудь врага. Смауг тут же распахнул глаза, не потерявшие хищного оттенка и в этом образе, и голой ладонью сжал лезвие клинка. Лицо его исказила безумная усмешка.
- Ты не сможешь убить меня. Торин, сын Траина, внук Трора. Живого в груди моей давно не бьётся. Хочешь знать, что вместо него? Теперь сердце горы - моё сердце. Я поглотил Аркенстон. Я сожрал его, слышишь, Король-под-Горой? Сожрал! И ты не увидишь своё сокровище никогда, никогда, никогда!!!
Смауг говорил, глядя в глаза, зачаровывая этим взглядом. И поднимался медленно, собираясь с силами. Пусть в груди сталь - ещё немного и он станет громадой, разнесёт здесь всё в щепу и изрубит наглецов в кровавое крошево. А потом залечит раны, убаюкает чудесный камень у себя под рёбрами, успокоит боль.
Но Торин углядел хитрый умысел дракона и не дал себя заговорить. Резко провернул он меч, без жалости и сомнений погружая руку в зияющую рану. Он поднялся, держа в ладони таинственный Аркенстон и глядя на поверженного врага. Смауг извивался на окровавленных драгоценностях и так красиво переливалось алое на золотом... Он корчился в немыслимой боли, зажимая рану в груди. Дрожал и смеялся, когда не выл.
- Давай же, давай, уничтожь его! Убей меня, Торин!
Дракон догадался, что о его секрете известно. И боялся самым сильным страхом из всех. Теперь, когда его жизнь - в чужих руках, он боялся умереть. Но он не понял, что сейчас выдал ещё одну свою тайну.
- Так значит, твоя жизнь теперь в нём и зависит от него, - Торин хмыкнул, переворачивая в руке камень, скользкий от крови, - Тогда живи, Смауг. Я буду держать твоё сердце в руках ежеминутно и не думай, что позволю ему расколоться случайно, если ты захочешь избавиться от своего существования. Это будет моей тебе наградой за то, что преумножил гномьи богатства за годы нашего отсутствия. И твоим наказанием за то, что отнял у нас дом.
Торин обернулся к своим спутникам, замершим в напряжении позади, и вознёс Аркенстон над головой.
- Братья! Мы вернули Эребор!
Оцепенение спало, взорвавшись радостным ликованием. И только Смауг раненной змеёй сжимался у ног Короля-под-Горой.
Так закончился поход отряда Торина Дубощита. Так закончилась история Дракона, безумной страстью любившего красоту.
Или нет?..
День за днём пробегали недели. Торопливые дрозды и сойки разносили по Средиземью весть о том, что повержен ужасный Смауг. Но дрозд - вестник ненадёжный, и не поведает всего как есть. Потому-то народ и не знал, что Смауг жив и лежит всё там же, в глубоких тёмных залах Одинокой Горы. "Повержен" - не значит мёртв, но кто их разберёт, этих птиц в полёте.
Так или иначе, к Эребору выдвинулись три войска. Люди - из Эсгарота, озёрного города, который Смауг успел спалить дотла, прежде чем был побеждён. Эльфы - из Лихолесья, под предводительством короля Трандуила. Гномы - с Железных Гор, чей король, Даин, давно поглядывал на богатства дальних родственников, но всё как-то не решался. И каждый понял бы за чем они идут.
День за днём гномы усердно трудились в Эреборе, расчищая главный зал, восстанавливая ворота, расширяя исток Бегущей. На стенах загорелись факелы, засветились старинные голубые огни - гномий секрет. Пусть их было всего четырнадцать, но Гора столь давно не видела такого воодушевления, что теперь, кажется, задышала.
Торин спустился в тёмную залу во время одного из перерывов в работе. Труд был распределён поровну и сейчас никто не думал, что царь не должен работать. Должен, ещё может и поболе других, не самый старый ведь. В зале лежал дракон. Здесь ему было теснее, чем в сокровищнице, но жаловаться тот не смел. Он вообще не разговаривал с гномами с того раза. Смауг затаил обиду. Он позволил себя обмануть и не знал что делать. А ещё, Смауг не привык бояться. Ожидать, что каждую секунду может оборваться твоя жизнь - куда хуже, чем просто погибнуть.
Торин подошёл ближе безбоязненно. Безоружный - он всё равно не испытывал страха. Провёл ладонью по драконьей чешуе и змей дёрнул плечом, стараясь отползти глубже в темноту.
- Смауг.
Торин позвал и дракон, впервые за всё это время, всё таки повернул большую голову на его голос. Опустил морду на лапы, уставившись на посетителя.
- Чего тебе, Торин?
- Было бы справедливо отплатить тебе годами мучений в уплату за наши. Но нелепо обрекать бессмертную душу на прогнивание в темницах.
Смауг навострил уши, прислушиваясь к гному, который хмурил брови и взвешивал слова. Никогда подгорный король не признался бы себе, что они слишком похожи с драконом. Но в глубине души он знал, что это так. Не даром он так жаждал Аркенстона в своих руках. Не только месть и верность роду вели его к сокровищам Горы. Да и... что толку держать под городом рассерженного зверя, готового при любом удобном случае пусть и погибнуть, но разворошить весь Эребор, как осиное гнездо.
- Ты не нужен мне узником. И я хочу дать тебе выбор. Я могу оборвать твою жизнь прямо сейчас и разбить камень. Ты будешь освобождён - по собственной воле. Или же Аркенстон займёт своё место в королевском троне, а ты останешься здесь - но снова по собственной воле.
- Твоим слугой.
Дракон прошипел и когти его заскрежетали по каменному полу.
- Не слугой, но союзником. Зависит, впрочем, от того, как ты решишь для себя это сам. Мне нужно обезопасить свой народ - и я сделаю это так или иначе. И нет нужды унижать тебя, Смауг. Потому я предлагаю тебе вернуться в мои сокровищницы. Большего запаса драгоценностей не сыщешь во всём Средиземье, ты и сам знаешь это. И ты мог бы стать...
- Хранителем сокровищ Эребора? О-хо-хо, это увеличит твою власть стократ, Торин-хитрец.
Дракон поднял голову и рассмеялся, а Торин отчего-то усмехнулся в усы вместе с ним.
- Не скрою, в этом часть моего плана. Мы любим это золото с равной силой.
- Я не дам пропасть ни одному камушку.
Смауг сузил глаза. Торин приподнял чёрную бровь.
- Мне придётся взять кое-что на ремонт разрушенного тобою города.
- Допустим. Но не больше одной десятой.
- Ты ещё и торгуешься!
- А ты как хотел! Я - Хранитель!
Торин расхохотался, глядя, как Смауг поднимается на лапы и выбирается через арку в громадный и просторный зал сокровищницы.
Представьте, каково было удивление трёх войск, когда их встретил мирно дремлющий у входа в Эребор дракон. Торин только помахал им рукой издалека, да велел Бильбо поторапливаться: им ещё столько нужно сделать всего, прежде чем вернётся с Синих Гор его народ и подгорное королевство наполнится голосами гномьих жён и детей, перезвонами молотов и стуком наковален.
Автор: Леголас
Фандом: Хоббит, отсылки к Сильмариллиону
Пейринг, персонажи: Торин, Бильбо, Смауг и другие.
Рейтинг: детский
Жанр: Сказка.
Размер: мини
Дисклеймер: отказываюсь
Статус: закончен
Размещение: можно, если нужно). С шапкой/перепостом.
читать дальше«Жил на свете Дракон. Родился он, как и все, не то в пыли на пустошах, свитый из палящего солнца, сухих трав, да полуденной жары, не то на краю этих пустошей - в глубоких пещерах, в горячих источниках, откуда выходит обжигающий пар, как из лона драконьей матери.
Чешуя его поблёскивала медью, стоило только показаться на дневной свет изогнутой спине. Но годы окрасили её золотом - таким, каким блестят пески бесконечных пустынь далеко на юге. Таким, каким затаилось солнце в середцевинке янтаря. Таким, каким отливают колокола Дола, звучные и громогласные.
Дракон видел многих своих предков, а кого не видел - о тех знал достаточно. Разум его хранил память о первом и величайшем из крылатых змеев. Гребни на его чёрной спине были подобны гребням прибрежных скал, а гибель принесла смерть многим воинам из числа тварей человеческих. Имя ему было - Анкалагон Чёрный.
Помнил Дракон и других своих праотцов. Глаурунга бескрылого. Сталь его чешуи смог пробить только Турин Турамбар. Но даже так без счёту жизней он увёл за своею. Скату из Серых Гор помнил он, даже безликого Холодного Дракона, вышедшего из морских пучин и подобного им цветом своих глаз и своей тёмной души.
Но никто из них не мог хвастать такой чешуёю. Дракон любил своё одеяние и был похож в нём на алеющее закатное золото, которое тоже любил - и ничуть не меньше, а может даже и больше, чем остальные из его рода. Но что проку владеть драгоценными чашами и кубками, кольчугами и щитами, коронами и ожерельями, если всё это - пыль под твоими ногами? Если только и можешь, что лечь, да охранять вековым сном своё богатство? Если создана красота руками гномов, людей, эльфов - но для них самих и Дракону никак не насладиться ею?
Так думал Дракон, который любил себя и чтил, как сокровище. И однажды крылья подняли его в воздух и унесли далеко на юг. Туда, где солнце слепит ярче стократ и даже в ночь сушь не покидает язык, если не добраться до источника. Он отыскал колдуна, обращаясь к нему с одной-единственной просьбой (если бы драконы умели просить): сделать так, чтобы он мог обращаться существом, подобным людям и эльфам.
Дракон этот был умён и водил дружбу со многими страшными созданиями. Он видел, как ученик Аулэ, один из майар, предавший его, менял своё обличие - и помогала ему в этом магия. Потому от магии и хотелось получить ответ.
Колдун отвечал, прижатый к обломку скалы когтистой лапой: Дракон сможет обрести то, чего так жаждет. Но только если убьёт своё драконье сердце и найдёт что-то, способное столь же вечно хранить его бессмертную жизнь. Столь же могущественное и горячее. Но взамен он будет отягощён человеческой слабостью. Драконам не ведом беспробудный сон - любой шорох способен потревожить чуткий слух. Но если услышит он музыку, будь то пение или переливы струн арфы, ненастоящее его сердце замрёт, покорившись прекрасному, поддавшись мелодии, и Дракон уснёт, принимая во сне своё приобретённое человеческое обличие.»
Бильбо перевёл дух, шумно вздохнув. Торин задумчиво выпустил колечко дыма из курительной трубки.
- Так что, говоришь, Смауг и есть тот самый дракон?
- Готов поклясться! Эту сказку мне ещё матушка изволила рассказывать, но сейчас я был бы мёртв, не начни я с перепугу пытаться развлечь его песенкой.
- Быть может, в этом и вправду есть толк, - заметил Балин, - Первым делом Смауг уничтожил все колокола и разгромил шумный Дол. Вряд ли ему стоило бы опасаться своей слабости: вокруг не было ни души на мили.
- Говоришь, спит он сейчас? А ты видел, как он превратился в человека?
Бильбо замотал головой на вопрос, устыдившись так быстро, как могут стыдиться только честные хоббиты.
- Как только увидел, что он засыпает - удрал оттуда сразу же.
- Что ж, это разумно.
Однако, гномы не спешили спускаться в драконье логово. День за днём они подбирались всё ближе, посылая на разведку Бильбо. Как ни крути, но чудесное колечко было только у него. И раз за разом хоббит пробовал новые и новые способы усыпить дракона. Вдруг в первый раз просто повезло? Но нет. Слыша тихую ли песенку о ширских полянах и доме за рекой, замирая ли под звуки мелодичной флейты, дракон погружался в сон. В темноте не было видно, становится ли он человеком или кем-то ещё, но дыхание зверя, заполнявшее до этого всю пещеру, в такие минуты почти стихало и золото шуршало так, будто по нему волочат громадную тушу. Судя по всему, Смауг и вправду уменьшался.
Однажды с Бильбо в дозор вышел Двалин. Хоббит показал ему вживую чудесное действие музыки и они решились зажечь факел. Дракона в пещере явно не было. И они точно знали, что тот не выходил из Горы.
И вот, настал день, когда гномы решились на последний шаг. Еды почти не осталось, но хуже всего была темнота, что давила тяжестью прошлых лет. Минувшего, похороненного под этими каменными сводами. У них только один путь - вперёд. И если они ошиблись, ошибка будет стоить им жизни, но жизни, потерянной на поле боя за славу предков.
К тому же, за разговорами с драконом, Бильбо выведал одну небольшую деталь: на драконьем брюхе, слева ближе к груди, виднелась небольшая вмятина. Без чешуи, без налипших каменьев. Голая кожа, будто заросшая рана. Быть может, именно оттуда Смауг вынул когда-то своё драконье сердце?
На уме у гномов давно уже не было весёлых песен. Только тяжкий груз утерянного дома, что не мог зваться их собственным, покуда в сокровищнице свернулась разящая огнём тварь.
Они оставили поклажу и еду в тоннеле, взяв с собою только факела и мечи. Тринадцать гномов: впереди Торин, за его спиной вызвался шагать хоббит, рассудивший, что помирать лучше первым, а после и остальные по парам. Оин, Глоин, Двалин, Балин, Бифур, Бофур, Бомбур, Ори, Нори, Дори, Фили и Кили.
Песня пришла к ним сама. Та самая, что была спета ещё в уютной хоббичьей норе в светлом и мирном Шире. Безголосая ещё мелодия поднималась из груди каждого гнома. Она не вилась переливчатыми мотивами, как эльфийские напевы, не струилась лучами задора, как песни роханских воинов. Это была гномья мелодия. Тяжёлая, она ударялась о своды тоннеля, заполняла собою всё пространство. Каждый из них стал нотой в прощании с прошлым. Каким бы ни было их будущее, что бы их ни ждало, они пели эту песню как последнюю. И отвечала им вся Гора.
Незаметно кончился тоннель, выпуская в зал их. Но вперёд вырвалась мелодия. Вырвалась и взлетела под потолок, что не разглядеть и при свете. Вырвалась, но не затерялась, а выросла, обращаясь громадным зверем, крылатым зверем. И крылья её обнимали весь зал сокровищницы и неподвижного змея.
Торин запел. Звуки его голоса вплетались в музыку и та обретала очертания. Он пел о богатстве и золоте, о горестях потерь и былом величии, о тяжести судьбы и упрямстве храбрых, о Синих Горах и прекрасном Эреборе. За его словами, не спетыми и не отпущенными, крылись в тени все годы, проведённые вдали от дома. Все годы, что каждый из них провёл, молчаливо принимая любую работу, выполняя её по чести и по совести, по крупицам возвращая поруганную поганой тварью честь. И каждый сейчас вспомнил всё. И у каждого в душе поднялся гнев. Не тот, что вспыхивает искрою в битве. Но тот, что растёт годами и теплется в самом тёмном из уголков души, в назначенный час готовый вырваться жаждой отмщения. Любой из них готов был сейчас убить.
И Бильбо становилось не по себе.
В свете факелов поблёскивала драконья чешуя, как работа искусного мастера-ювелира. Широкие бока вздымались мерно, из ноздрей где-то вне зоны видимости вырывался не то дым, не то пар. И с каждым шагом, едва первый из отряда ступил на насыпи из золотых монет, с каждым их шагом, чудовище уменьшалось в размерах. Убаюканный, очарованный их песней, дракон спал колдовским сном.
Вскоре, Торин встал над ним. И весь отряд замер. На груде золота раскинулось существо, мало чем напоминавшее дракона. Если кто-то и сомневался в сказке, что поведал им Бильбо накануне, то теперь сомнений не осталось. Ростом Смауг был больше любого из них. Как эльф или человек. Да и лицом, и статью походил на них. На груди его поблёскивала золотая кольчуга, в ожерелье алели рубины, а сверху покоилась рука: тонкие пальцы унизаны перстнями. Другая же расслабленно лежала вдоль тела. Ни оружия, ни какой-либо защиты.
Торин ударил быстро и не раздумывая, вонзая меч глубоко в грудь врага. Смауг тут же распахнул глаза, не потерявшие хищного оттенка и в этом образе, и голой ладонью сжал лезвие клинка. Лицо его исказила безумная усмешка.
- Ты не сможешь убить меня. Торин, сын Траина, внук Трора. Живого в груди моей давно не бьётся. Хочешь знать, что вместо него? Теперь сердце горы - моё сердце. Я поглотил Аркенстон. Я сожрал его, слышишь, Король-под-Горой? Сожрал! И ты не увидишь своё сокровище никогда, никогда, никогда!!!
Смауг говорил, глядя в глаза, зачаровывая этим взглядом. И поднимался медленно, собираясь с силами. Пусть в груди сталь - ещё немного и он станет громадой, разнесёт здесь всё в щепу и изрубит наглецов в кровавое крошево. А потом залечит раны, убаюкает чудесный камень у себя под рёбрами, успокоит боль.
Но Торин углядел хитрый умысел дракона и не дал себя заговорить. Резко провернул он меч, без жалости и сомнений погружая руку в зияющую рану. Он поднялся, держа в ладони таинственный Аркенстон и глядя на поверженного врага. Смауг извивался на окровавленных драгоценностях и так красиво переливалось алое на золотом... Он корчился в немыслимой боли, зажимая рану в груди. Дрожал и смеялся, когда не выл.
- Давай же, давай, уничтожь его! Убей меня, Торин!
Дракон догадался, что о его секрете известно. И боялся самым сильным страхом из всех. Теперь, когда его жизнь - в чужих руках, он боялся умереть. Но он не понял, что сейчас выдал ещё одну свою тайну.
- Так значит, твоя жизнь теперь в нём и зависит от него, - Торин хмыкнул, переворачивая в руке камень, скользкий от крови, - Тогда живи, Смауг. Я буду держать твоё сердце в руках ежеминутно и не думай, что позволю ему расколоться случайно, если ты захочешь избавиться от своего существования. Это будет моей тебе наградой за то, что преумножил гномьи богатства за годы нашего отсутствия. И твоим наказанием за то, что отнял у нас дом.
Торин обернулся к своим спутникам, замершим в напряжении позади, и вознёс Аркенстон над головой.
- Братья! Мы вернули Эребор!
Оцепенение спало, взорвавшись радостным ликованием. И только Смауг раненной змеёй сжимался у ног Короля-под-Горой.
Так закончился поход отряда Торина Дубощита. Так закончилась история Дракона, безумной страстью любившего красоту.
Или нет?..
День за днём пробегали недели. Торопливые дрозды и сойки разносили по Средиземью весть о том, что повержен ужасный Смауг. Но дрозд - вестник ненадёжный, и не поведает всего как есть. Потому-то народ и не знал, что Смауг жив и лежит всё там же, в глубоких тёмных залах Одинокой Горы. "Повержен" - не значит мёртв, но кто их разберёт, этих птиц в полёте.
Так или иначе, к Эребору выдвинулись три войска. Люди - из Эсгарота, озёрного города, который Смауг успел спалить дотла, прежде чем был побеждён. Эльфы - из Лихолесья, под предводительством короля Трандуила. Гномы - с Железных Гор, чей король, Даин, давно поглядывал на богатства дальних родственников, но всё как-то не решался. И каждый понял бы за чем они идут.
День за днём гномы усердно трудились в Эреборе, расчищая главный зал, восстанавливая ворота, расширяя исток Бегущей. На стенах загорелись факелы, засветились старинные голубые огни - гномий секрет. Пусть их было всего четырнадцать, но Гора столь давно не видела такого воодушевления, что теперь, кажется, задышала.
Торин спустился в тёмную залу во время одного из перерывов в работе. Труд был распределён поровну и сейчас никто не думал, что царь не должен работать. Должен, ещё может и поболе других, не самый старый ведь. В зале лежал дракон. Здесь ему было теснее, чем в сокровищнице, но жаловаться тот не смел. Он вообще не разговаривал с гномами с того раза. Смауг затаил обиду. Он позволил себя обмануть и не знал что делать. А ещё, Смауг не привык бояться. Ожидать, что каждую секунду может оборваться твоя жизнь - куда хуже, чем просто погибнуть.
Торин подошёл ближе безбоязненно. Безоружный - он всё равно не испытывал страха. Провёл ладонью по драконьей чешуе и змей дёрнул плечом, стараясь отползти глубже в темноту.
- Смауг.
Торин позвал и дракон, впервые за всё это время, всё таки повернул большую голову на его голос. Опустил морду на лапы, уставившись на посетителя.
- Чего тебе, Торин?
- Было бы справедливо отплатить тебе годами мучений в уплату за наши. Но нелепо обрекать бессмертную душу на прогнивание в темницах.
Смауг навострил уши, прислушиваясь к гному, который хмурил брови и взвешивал слова. Никогда подгорный король не признался бы себе, что они слишком похожи с драконом. Но в глубине души он знал, что это так. Не даром он так жаждал Аркенстона в своих руках. Не только месть и верность роду вели его к сокровищам Горы. Да и... что толку держать под городом рассерженного зверя, готового при любом удобном случае пусть и погибнуть, но разворошить весь Эребор, как осиное гнездо.
- Ты не нужен мне узником. И я хочу дать тебе выбор. Я могу оборвать твою жизнь прямо сейчас и разбить камень. Ты будешь освобождён - по собственной воле. Или же Аркенстон займёт своё место в королевском троне, а ты останешься здесь - но снова по собственной воле.
- Твоим слугой.
Дракон прошипел и когти его заскрежетали по каменному полу.
- Не слугой, но союзником. Зависит, впрочем, от того, как ты решишь для себя это сам. Мне нужно обезопасить свой народ - и я сделаю это так или иначе. И нет нужды унижать тебя, Смауг. Потому я предлагаю тебе вернуться в мои сокровищницы. Большего запаса драгоценностей не сыщешь во всём Средиземье, ты и сам знаешь это. И ты мог бы стать...
- Хранителем сокровищ Эребора? О-хо-хо, это увеличит твою власть стократ, Торин-хитрец.
Дракон поднял голову и рассмеялся, а Торин отчего-то усмехнулся в усы вместе с ним.
- Не скрою, в этом часть моего плана. Мы любим это золото с равной силой.
- Я не дам пропасть ни одному камушку.
Смауг сузил глаза. Торин приподнял чёрную бровь.
- Мне придётся взять кое-что на ремонт разрушенного тобою города.
- Допустим. Но не больше одной десятой.
- Ты ещё и торгуешься!
- А ты как хотел! Я - Хранитель!
Торин расхохотался, глядя, как Смауг поднимается на лапы и выбирается через арку в громадный и просторный зал сокровищницы.
Представьте, каково было удивление трёх войск, когда их встретил мирно дремлющий у входа в Эребор дракон. Торин только помахал им рукой издалека, да велел Бильбо поторапливаться: им ещё столько нужно сделать всего, прежде чем вернётся с Синих Гор его народ и подгорное королевство наполнится голосами гномьих жён и детей, перезвонами молотов и стуком наковален.